Поиск по газете

пятница, 9 декабря 2016 г.

Клеветникам Октября


Буржуазия рвется к власти

6 апреля 1916 года на квартире С. Н. Проконовича (кадет, будущий министр Временного правительства) и Е. Д. Кусковой (октябристка) было проведено тайное совещание представителей кадетов, октябристов и «левых партий» — меньшевиков и эсеров. На этом тайном совещании был утвержден список будущего правительства России. Правительство было намечено, и дело оставалось за малым — поставить его у власти. Главные удары должны были быть нанесены в стенах Государственной Думы.
1 ноября 1916 года открылась очередная сессия Государственной Думы. В правительственном ложе появляется правительство во главе с Б. В. Штюрмером. Думцы словно этого и ждали, чтобы начать выкрикивать: «Вон Штюрмера! Стыдно присутствовать!». У правительства хватило поприсутствовать ровно пять минут. Под выкрики депутатов оно вынуждено было быстро ретироваться. Когда правительство покинуло зал заседания, тут же была оглашена резолюция с отчаянной критикой правительства и требованием его отставки. Один за другим на трибуну поднимались депутаты, поносившие Штюрмера и Ко. Керенский давно составил себе репутацию оратора, говорившего со скоростью «44 слова в минуту».

1 ноября он оправдал ее, протрещав с думской трибуны: «Правительство, не желая считаться с общественным мнением, задушив печать, задушив все общественные организации, презрительно относясь даже к большинству Государственной Думы, в то же время в своей деятельности руководствуется нашептываниями и указаниями безответственных кружков, руководимых презренным Гришкой Распутиным. Неужели, господа, все, что мы переживаем, не заставит нас единодушно сказать: главный и величайший враг страны не на фронте, он находится здесь, между нами, и нет спасения стране, прежде чем мы единодушным и единым усилием не заставим уйти тех, кто губит, презирает и издевается над страной».
Последним выступил П. Н. Милюков (лидер кадетской партии) и произнес речь, в которой прямо обвинил правительство в измене, подготовке сепаратного мира с Германией. По мнению Милюкова, правительство, взявшего курс на сепаратный мир, «не заслуживает доверия Государственной Думы, должно уйти!». Атака на царя и его правительство началась.
На рубеже 1916-1917 годов противники самодержавия в правящем классе сочиняют множество проектов положить конец царствованию Николая II. Князь Львов вынашивает идею арестовать и выслать царицу в Крым и заставить царя пойти на создание министерства «доверия» во главе с тем же Львовым. В этом плане Львова был замешан и генерал Алексеев. Смещение Николая II в той или иной форме обсуждалось в придворных кругах, в том числе среди 16 великих князей. Один из вариантов отстранения царя вошел в стадию практических дел.
В начале декабря 1916 года на тайном совещании на московской квартире Львова было решено предложить Николаю Николаевичу (младшему), находившемуся на Кавказе, «воцариться» вместо Николая II, разумеется, со Львовым в качестве премьера. С соответствующим поручением к нему был направлен Тифлисский городской голова А. И. Хатисов, как давний лучший друг Николая Николаевича. Львов поручал городскому голове доверительно сообщить великому князю, что генерал А. А. Маниковский (начальник Главного артиллерийского управления) заверил — армия поддержит переворот: ссылку царя и заточение царицы в монастырь. Напрасно заговорщики ожидали из Тифлиса условной телеграммы от Хатисова: «Госпиталь открыт, приезжайте», после которой в дело пригласят Гучкова с его связями в армии. Николай Николаевич отклонил предложение, о чем, правда, впоследствии очень сильно сожалел.
Гучков позже утверждал, что о затеях Львова он узнал после Февральской революции. В последние месяцы царствования «он был по уши занят», строя собственный заговор. Он работал с военными, но хотел, естественно, иметь дело «не со всей армией», а с очень небольшой ее частью. По словам Гучкова «дело оказалось бы чрезвычайно легким», если бы вопрос шел о том, чтобы «поднять военное восстание, будь то на Северном или Румынском фронтах», но «мы не желали касаться солдатских масс». Кроме генерала Алексеева, Гучков о военном перевороте договорился с генералами Н. В. Рузским (Северо-Западный фронт), А. М. Крымовым (Румынский фронт) и даже с А. А. Брусиловым (Юго-Западный фронт). Последний сказал: «Если придется выбирать между царем и Россией — я пойду с Россией».
Гучков предполагал вместе с группой заговорщиков перехватить царский поезд на какой-нибудь глухой станции в Новгородской губернии и заставить царя отречься от престола. Были и другие варианты — совершить дворцовый переворот при помощи кавалергардов. Или «морской план» силами гвардейского экипажа, охранявшего Ставку, принудить Николая II отказаться от власти, а царицу заманить на военный корабль и вывезти из России. Рассматривался и другой проект — усадить царя в самолет, увезти в лес и там чтобы он подписал отречение, или, по словам Керенского, разбомбить с воздуха царский автомобиль при проезде его по дороге на фронт.
Российская буржуазия сделала ставку на Гучкова. Сам же Гучков впоследствии признавался, что он подыскивал нужную для переворота воинскую часть, работая в составе «комитета трех» с Н. В. Некрасовым (кадет, масон) и М. И. Терещенко (крупный землевладелец, масон). Наступал 1917 год.
После рождественских каникул Государственная Дума 14 февраля возобновила свои заседания. 15 февраля лидер кадетов Милюков, указывая на министерские скамейки, сказал: «Там нет народа, там нет никого, кроме вот этих бледных теней, которые приходят сюда и уходят молча, не решаясь вступить с нами не только в сотрудничество, но даже и в разговор». Вслед за Милюковым выступил Керенский: «Нам говорят: «Правительство виновато», правительственные люди, которые как «тени» приходят и уходят с этих мест. Но поставили ли вы себе вопрос, наконец, во всю ширь и всю глубину, кто же те, кто приводит сюда эти тени?» Намек был вполне ясен: нужно бить не только по правительству, а и по династии.
Ввиду ухудшения положения в самом Петрограде (начались массовые митинги и забастовки рабочих с участием солдат), Государственная Дума 27 февраля рассматривала предложение Некрасова о военной диктатуре и передаче всей полноты власти популярному генералу среди либералов Маниковскому. Военной хунте не суждено было сбыться, так как революционный взрыв обогнал график работы заговорщиков. В этот же день, 27 февраля, когда Петроград был в руках восставшего народа, предложение Некрасова о введении военной диктатуры, по слова Милюкова, было «неудобным». В переводе с думского жаргона это означало новое обострение революционной борьбы, острие которой неизбежно обратится против буржуазии, прокладывавшей себе путь к власти.

(Продожение следует.)

Валерий Лавров,
кандидат филологических наук, доцент.