Поиск по газете

среда, 6 ноября 2013 г.

Нариман КАЗЕНБАШ: «Крымские татары вместе с другими народами внесли свой вклад в Победу над фашизмом»


Осенью 1941 года Нариман Казенбаш вместе с матерью и сестрой ушел в лес к партизанам. Тогда ему было 11 лет. Вплоть до освобождения Крыма Нарик, как называли его в отряде, по поручению командования отряда занимался подпольной работой. Разносил листовки. Сообщал о расположении, количестве и вооружении немецких и румынских частей. В апреле 1944-го Нариман встречал наших солдат и радовался освобождению Крыма. В мае его вместе со всей семьей депортировали в Узбекистан. В Крым семья Казенбаш вернулась в 1990 году. Сегодня Нариман Османович возглавляет Ассоциацию крымских татар – ветеранов войны и труда. 


В ЛЕС, К ПАРТИЗАНАМ

- Родился я в Симферополе, - рассказывает Нариман Казенбаш. – Моя мама, Хатидже Османовна Пашаева, перед войной заведовала сектором учета в Бахчисарайском райкоме ВКП(б). Отец, Осман Джаферович Казенбаш, работал в правоохранительных органах. До 1937 года он был сотрудником уголовного розыска, потом его назначили начальником паспортного стола в Бахчисарае. Помню, как мы с друзьями играли в войну, даже примеряли противогаз, который отец принес с работы. В те годы много внимания уделялось гражданской обороне. Очень ценились значки «Ворошиловский стрелок», и мы, мальчишки, часто ходили в тир, учились стрелять. Я, кстати, стрелял очень хорошо. Ну а потом началась настоящая, а не игрушечная война. Отца вскоре после начала боевых действий призвали в армию.
Осенью 1941 года немецкие войска вошли в Крым. В ноябре 1941-го партийным и советским работникам Бахчисарая была дана команда уходить в лес. Семьи и детей старались укрыть в селах.
- Я отказался уезжать в село, потому что хотел идти в лес вместе с мамой, - рассказывает Нариман Османович. – Я же оставался единственным мужчиной в семье. Помню, маме поручили взять с собой печатную машинку, а я вызвался нести бумагу, такую серую, толстую, с отрубями, и еще пачку тонкой копировальной. Все это мне сложили в рюкзак, загрузили так, что меня перевесило на одну сторону. Вот так мы и ушли к партизанам. Комиссаром в нашем отряде был второй секретарь Бачисарайского райкома ВКП(б) Василий Ильич Черный.

ЛИСТОВКИ И «ОВОД»

Одним из первых партизанских заданий для Нарика стало распространение в Симферополе листовок с призывами к борьбе с оккупантами. Мальчик решил вложить листовки в книгу, а книгу положить в рюкзак.   
- В партизанской землянке, где мы жили, была книга Этель Лилиан Войнич «Овод», - вспоминает Нариман Османович. – Ее формат как раз совпадал с форматом листовок. Но когда я начал вкладывать листовки между страниц, это было очень заметно, потому что книга «распухла». Тогда я решил, что надо аккуратно вырвать страницы, а вместо них вложить листовки. Спросил разрешения у Василия Ильича, и он мою «конспиративную» идею одобрил.  С тех пор я использовал эту книгу для доставки листовок.
Распространение листовок вскоре стало постоянной задачей Наримана. Чтобы ее выполнить и не попасть в руки оккупантов он сначала два-три дня изучал обстановку в районе, где надо было распространять агитационный материал, присматривался к местным жителям. А вечером, когда уже смеркалось, но еще до наступления комендантского часа, проходил по домам и раздавал листовки тем людям, в которых у него не было сомнений. Такая тактика себя оправдала: проколов не было ни разу.

НА ПОДПОЛЬНОЙ РАБОТЕ

Однажды Нариману дали другое задание: пойти к железнодорожной станции Сирень и посмотреть, сколько там немецких и румынских солдат, сколько лошадей с широкими копытами (то есть, тяжеловозов, перевозивших артиллерию), сколько обычных кавалерийских лошадей, сколько орудий с большим стволом, сколько с маленьким. Подросток вызывал меньше подозрений, чем взрослый, поэтому ему удалось удачно выбрать позицию для наблюдения и выполнить задание.
- Я пришел в отряд и рассказал все, что видел, - вспоминает Нариман Казенбаш. – Живой силы там было много, примерно три-четыре тысячи солдат, немецких и румынских, 18 или 20 орудий, 50-60 лошадей. Тогда я, наверное, не осознавал в полной мере, насколько важными были эти сведения. Однако вскоре мама простудилась и сильно заболела. Нас отправили в город, на подпольную работу. Мы жили на квартирах сначала в Симферополе у дальних родственников, потом в Алуште, а затем в деревне Ташке Евпаторийского района.
В феврале 1942 года в алуштинский дом Казенбашей пришли с обыском двое полицаев. Протокол обыска, подписанный инспектором полиции Алушты Санаевым, Нариман Османович сохранил и передал в музей. Из этого протокола следует, что в доме обнаружено 17 килограммов ячменной муки, 10 килограммов картошки – ничего подозрительного.
- Об обыске нас предупредили заранее, я успел сложить оставшиеся листовки в стеклянную банку и закопать ее во дворе возле туалета, - вспоминает ветеран.

СВОИМИ ГЛАЗАМИ

По словам Казенбаша, староста татарской деревни Ташке, куда семья переехала из Алушты, был связан с партизанами.
- Староста выделил нам землянку, - говорит Нариман Османович. – В определенные дни я утром вставал, а в сенях уже стоял завязанный невзрачный мешок, в нем газеты и листовки (дверь в сени на ночь всегда была открытой). Я сразу же бежал к старосте и узнавал, едет ли он в Евпаторию. Если не ехал, я клал в рюкзак книгу с листовками, горбушку хлеба и шел до города пешком 12 километров.
Рассказывая о татарских добровольцах, которые воевали на стороне фашистов, Нариман Османович говорит, что этот вопрос не должен быть предметом для политических спекуляций. По его словам, никаких национальных проблем во время войны не было.
- Мы всегда считали так: не важно, какой ты национальности, важно какой ты человек – хороший или плохой, - говорит ветеран. – А вопросу о добровольцах историки должны дать объективную оценку. Я со своей стороны могу рассказать то, что видел своими глазами. Однажды к деревне подъехали четыре немецких мотоцикла с пулеметами и две машины, крытые брезентом, одна с автоматчиками, вторая пустая. Деревню окружили, чтобы никто не мог сбежать. Немецкий офицер с помощниками и фельдшером обошел дома и отобрал мужчин, способных держать оружие. Их построили на улице, фельдшер наскоро всех осмотрел, потом набранных таким образом «добровольцев» загнали в машину и увезли в Евпаторию, на сборный пункт. Я потом видел их уже переодетыми в поношенную немецкую форму. Многим она была не по размеру – кому-то слишком большая, кому-то маленькая. По-моему на некоторых шинелях были даже следы кровавых пятен, может, с убитых эти шинели снимали. Потом таких вот «добровольцев» использовали для патрулирования и прочесывания лесов, причем пускали их впереди румын и немцев.

ОСВОБОЖДЕНИЕ И ДЕПОРТАЦИЯ

Помнит Нариман Османович и долгожданный день освобождения родной земли от оккупантов. Правда, этот день для него не совпадает с официальными датами.
- Вечером, по-моему, это было то ли 13, то ли 18 апреля, в Ташке была слышна канонада, которая доносилась со стороны Евпатории и Севастополя, - вспоминает ветеран. – А утром, часов в шесть, мама мне говорит: «Сынок, наши пришли». И хотя наших солдат в деревне еще не было, люди говорили, что советские войска уже в Евпатории. Позже, когда солдаты пришли в деревню, мама организовала односельчан, чтобы испекли хлеб, отнесли нашим воинам молоко. Она строила планы на будущее: хотела вернуться в Бахчисарай, но один из руководителей Евпаторийского райкома предложил ей поработать в Евпатории, и она согласилась. Но эти планы так и не сбылись. 17 мая, уже ближе к вечеру, к нам домой пришел старший лейтенант в сопровождении двух солдат. Поздоровался, представился. Увидел, что на веревке сушится белье, и говорит: «Вы постирались, это хорошо». Мы тогда не поняли смысла этой фразы. А на следующий день в шесть утра к нам в дверь постучал тот же офицер. Зачитал указ, велел собираться, сказал, что можно погрузить на подводу вещи, которые мы хотим взять с собой. Мы спросили его: всех выселяют? Он ответил, что всех крымских татар из всего Крыма. Для нас это, конечно, был шок. Да и лейтенанту было не по себе, мы это видели… В общем, вещей у нас было немного, и на нашей подводе разместили свой скарб пять семей. Потом нас привезли на вокзал в Евпаторию, оттуда – в Симферополь, а уже из Симферополя отправили в телячьих вагонах в Узбекистан.
Отец Наримана, гвардии майор Осман Казенбаш закончил войну в Берлине. Потом его отправили на Дальний Восток, но участия в боевых действиях он не принимал: через день после прибытия эшелона Япония капитулировала. К семье в Ташкентскую область Осман Джаферович приехал только в 1947 году.
- В спецкомендатуре отца обвинили в том, что он опоздал с регистрацией, – рассказывает Нариман Османович. – Он вспылил и обозвал какого-то начальника тыловой крысой. В итоге у него изъяли все документы, именное оружие и посадили на полгода, невзирая на боевые заслуги.
В Узбекистане семья Казенбаш прожила до 1967 года, затем переехала в Сочи. В Крыму Нариман Османович живет с 1990 года. Ему удалось восстановить доброе имя родителей. И не только их. Ассоциация крымских татар – ветеранов войны и труда, которую вот уже более 16 лет возглавляет Нариман Казенбаш, помогла восстановить свой статус многим ветеранам. Сделать это было очень сложно, ведь по законам Украины подтвердить факт участия в войне должны три человека (в России – два).
- Я считаю это своим долгом, - говорит Нариман Османович. – Наш народ вместе с другими народами внес свой вклад в Победу над фашизмом. Нам есть, кем и чем гордиться.

Олег МАЛЬЦЕВ,
фото из личного архива
Наримана Казенбаша