(Продолжение.
)
Россия
накануне Февраля
Первая
мировая война, открывшая новейший период
всемирной истории, глубоко потрясла
все российское общество. Она буквально
взорвала его экономику, политическую
структуру, социальную психологию масс.
Война как бы подвела черту под одной
эпохой в жизни людей и открыла совершенно
новую ее страницу, заполненную бурными
потрясениями, следовавшими друг за
другом в таком темпе, с таким накалом
страстей и в таких необычных комбинациях,
каких еще не знало человечество.
В
самом деле, почему патриотические
чувства — а война, несомненно, вначале
вызвала их бурный подъем — не смогла
сцементировать российское общество?
Почему в России в условиях войны
продолжались внутренние раздоры?
Царь
Николай II очень надеялся, что война
будет способствовать подъему национальных
чувств и сплочению всех слоев общества
вокруг правительства. От царизма
буржуазия России требовала как будто
не так уж много: сделать несколько шагов
в направлении либерализации
общественно-политического строя страны,
подключить либеральную оппозицию к
управлению страной и так далее. Однако
и эта программа-минимум для царской
России была неприемлема.
В
целом курс правительственной политики
в период войны можно охарактеризовать
как политику политического маневрирования
между различными социальными силами с
явным, однако, креном вправо. Николай
II не стал проводить ни реформы, ни
контрреформы,
к проведению которых его подталкивали
соответственно либералы и правые круги.
Этот
курс оказался для царского правительства
роковым. С осени 1915 года, после
сокрушительных поражений русской армии
в Польше и стремительного продвижения
немцев на восток, на фоне нарастающих
экономических трудностей в России стал
складываться новый общенациональный
кризис, значительно превзошедший по
своим масштабам и остроте кризисные
явления в других воюющих странах. Налицо
было ослабление всех структур
государственной власти, отсутствие
продуманного военно-политического
курса, падение престижа династии
Романовых, министерская «чехарда». Это
открыло последние шлюзы, сдерживающие
недовольство народа существующим
положением вещей.
В
итоге патриотическое оживление,
сопровождавшее начальный этап войны,
стало меняться, с одной стороны, апатией,
усталостью, разочарованием в способности
царизма защитить честь и национальное
достоинство России, а с другой — ростом
оппозиционно-патриотических и даже
революционно-патриотических (революция
во имя спасения страны от грозящего ей
разгрома) настроений, стремлением к
скорейшему заключению мира.
По
масштабам массовых социальных движений
(стычки рабочих, различные формы
крестьянских антипомещичьих выступлений,
волнения на продовольственной почве,
солдатские бунты, национальные восстания)
Россия в период войны стояла на первом
месте в мире. Статистика забастовочного
движения в 1915-1917 годах выглядит более
чем внушительно: 1,3 миллиона стачечников
в 1915 году, 2,2 миллиона — в 1916 году и около
1 миллиона в первые два месяца 1917 года
до начала февральских волнений в
Петрограде, вылившихся в революцию.
Массовые
стычки объективно, конечно же, подрывали
экономический и военный потенциал
страны. Но мы не должны забывать, что у
быстро нищавших рабочих (рост их
заработной платы резко отставал от
роста цен на предметы первой необходимости)
просто не оставалось другого выхода,
чтобы защитить себя и свои семьи от
угрозы голода и вымирания. Резкое
ухудшение снабжения промышленных
центров, очереди у магазинов и заводских
лавок за хлебом и самыми необходимыми
продуктами, их плохое качество и
непомерные цены действовали на рабочих
сильнее любых прокламаций. Мощным
фактором социального возбуждения
становились и растущие прибыли
предпринимателей, та вызывающая порой
роскошь, в которой жили и во время войны
имущие классы, их безразличие, а нередко
и презрение к бедам простых людей.
В
то же время в забастовочном движении
постоянно усиливалась и чисто политическая
струя. Этому способствовало осознание
бездарности и коррумпированности
правящих кругов, поражения на фронтах,
ссылка депутатов-большевиков IV
Государственной Думы в Сибирь в 1915 году,
расстрелы рабочих демонстраций в
Костроме и Иваново-Вознесенске (июль,
август), роспуск Думы в сентябре 1915 года,
распутинщина и так далее. В этом процессе
большую роль играли революционные
партии.
В
деревне обстановка была более спокойной.
Однако запасы горючего материала,
накопившегося в деревне со времен
крепостного права и после реформы 1861
года, были так значительны, что было
ясно: стоит подняться городу - и
крестьянство не останется в стороне от
борьбы.
Напряженной
становилась и обстановка в армии. Вначале
солдаты, в большей своей части бывшие
крестьяне или крестьяне-рабочие,
привыкшие в силу деревенского уклада
русской жизни слушаться старших, готовы
были в массе своей беспрекословно
повиноваться армейским командирам.
Этому
помогала и строгая военная дисциплина,
на которой и держался порядок в армии
России. Однако довольно быстро — и
свидетельством тому стали дезертирство
и «самострелы», сдачи в плен — ситуация
стала меняться в худшую сторону. Тяготы
фронтовой жизни, большие человеческие
потери, трудности со снабжением, падение
авторитета боевых командиров и снижение
уровня подготовки офицерского корпуса,
пацифистская и пораженческая пропаганда,
которую осторожно, но настойчиво вели
в войсках представители революционных
партий, наконец, обстановка вялой
позиционной войны, воцарившаяся на
большинстве участков фронтов в 1916-1917
годах, не могли не действовать разлагающе
на солдат и часть младших офицеров,
подрывая тем самым главную опору
самодержавного строя.
Солдатами
овладевали настроения безнадежности,
желание закончить войну на любых
условиях, рассчитаться с «господами»
за все свои унижения и страдания, а
главное — поскорее дорваться до их
земли. Резкое падение армейской дисциплины
к концу 1916 года еще более накаляло
обстановку. А если учесть, что к февралю
1917 года в действующей армии находилось
более 7 миллионов военнослужащих, а в
тыловых гарнизонах — еще около 2,3
миллиона солдат, то станет ясно, какого
грозного потенциального противника
создал себе правящий режим в лице
собственных вооруженных сил, готовых
при благоприятных условиях повернуть
штыки против внутреннего, классового
врага.
Очагами
нестабильности были и национальные
районы Российской империи, свидетельством
чему стало известное восстание конца
1916 - начала 1917 годов в Средней Азии и
Казахстане, в которых наблюдались и
ярко выраженная антирусская струя, и
стихийное социальное движение против
местных феодалов, купцов и ростовщиков,
и стремление к национальной
самостоятельности.
(Продолжение
следует.)
Валерий
Лавров,
кандидат
филологических наук, доцент
