Шестаков Альберт Николаевич прошел тот непростой жизненный путь, когда тяжелое военное детство, проведенное в блокадном Ленинграде, дает закалку на всю жизнь.
— Родился 17 октября 1931 года. Мой отец был кадровым военным и служил под Ленинградом, где мы и жили в Гатчине. Нас у родителей было двое — я и моя младшая сестренка. В 1940 году отца перевели в Бессарабию, а мы остались жить на старом месте. В 1941 году, когда я закончил второй класс, мы поехали к отцу в Кишинев на каникулы, там и застал начало войны. Нас эвакуировали в Ижевск, а оттуда мы попали в Ленинград. Домой попасть не получилось из-за того, что весь транспорт обстреливался с воздуха фашистами, так мы и остались в Ленинграде.
Нас поселили в общежитии, где проживали эвакуированные и беженцы. А уже в сентябре 41-го началась блокада Ленинграда. Самые большие потери в результате блокады были именно в сентябре — город не имел дополнительных запасов продовольствия, да к тому же сгорели продовольственные склады. Стало тяжело — ни продуктов, ни воды в достатке, ни света. Нас с мамой и сестренкой в своей комнате приютила заведующая эвакопунктом. Выдавали по 125 грамм хлеба по детской карточке, да и те было непросто получить — в магазинах были большие очереди. Многое, конечно, забылось, но помню, что приходилось очень непросто. С приходом холодов ситуация стала еще тяжелее. Многие приезжие не имели в достатке теплой одежды. Помню картошку резали ломтиками и жарили, положив их на буржуйку. Умирало очень много людей. Одну из комнат в общежитии приспособили под покойницкую — нужно было где-то хранить тела. Вещи умерших разбирали соседи, чтобы хоть немного дополнительно утеплиться. На всю жизнь мне запомнилась эта комната, где лежали умершие рядами. Потом приехал грузовой автомобиль и покойных по лестнице «скатывали» вниз — не было сил их перетаскивать. Всех умерших хоронили в братских могилах на Пескаревском кладбище.
Нам еще повезло, что до начала блокады мама смогла съездить в Гатчину и посетить наш дом, который, к слову, повредило бомбой, найти и привезти наши теплые вещи.
А в марте 42-го самых истощенных, в том числе и нашу семью, по Ладожскому озеру вывезли из осажденного Ленинграда. На поезде привезли нас в Ивановскую область, на станцию Вичуга, где мы были госпитализированы. Помню в карманах больничной пижамы у меня постоянно были сухари. Спустя некоторое время моя сестренка умерла, не перенеся всех тягот блокады.
Собрав необходимые документы, мы переехали на родину моего отца в Архангельскую область к его родственникам, где прожили до конца войны. В ноябре 1945 года за нами приехал отец и перевез нас в Гатчину, а в 1947 году отца перевели служить в Симферополь, где я закончил школу № 14. После окончания школы я поступил в индустриальный техникум в Ленинграде, откуда меня забрали с 3-го курса в армию. Служил в зенитной части наводчиком в Павловске под Ленинградом. Написал рапорт и поступил в Казанское авиационно-техническое училище, которое успешно закончил. Получил направление на службу в Каунасе (Литовская ССР). Так вся моя жизнь оказалась связана с армией — 13 лет я летал бортовым техником на Ми‑4, потом на Ми‑8, с 1974 года 5 лет служил в ГДР. После демобилизации в звании майора в 1979 году вернулся в Симферополь. Работал в жилуправлении, был секретарем парторганизации, 10 лет проработал в управлении «Крымлифт». Так и прошла жизнь.
Роман Молотов
Фото Елизаветы Холодовской
