В тот дождливый питерский день Император был в «ударе». Между своими личными трудами на верфи, он ударил пару раз дубинкой светлейшего князя Меньшикова за воровство. Затем приложил свой кулак к сытому лицу купца Бахметьева – неисправимого поставщика гнилого сукна. Вечером приударил за одной из фрейлин царицы, а к ночи принял ударную дозу отличного испанского вина. Почивать царь, как всегда, изволил в своем офисе – крохотном деревянном домишке на Заячьем острове. За окном ветер пел финские песни. Над головой посвистывала кровля. В сенях покашливал часовой.
С беспокойным сном препирались тревожные мысли: кому же вскоре передать штурвал державы, перед могуществом которой тогда цепенела Европа. Петр явственно чувствовал, что слабеет телом...
«Господи, осени раба Твояго мыслью разумной, дабы дело рук моих не погибло бы, вышедшее под Твоим благословением!» – к своему удивлению взмолился царь, ранее не отличавшийся какой-либо особой религиозностью.
Тревожные мысли на волнах усталости перевоплотились в странный сон. А приснилось ему, что вернулся он в Питер из очередной командировки в Европу. От увиденного в порту, волосы самодержца встали дыбом, глаза полезли на лоб. На верфях пусто… На стапелях догнивают жалкие остатки недостроенных кораблей. Мрачно взирая на разбитый мол, с залатанными парусами стоят на приколе жалкие остатки былого несокрушимого флота. Матросы в рваных куртках слоняются по граду, собирая именем Спасителя милостыню. Преображенцы за тарелку кислых крестьянских щей возятся в огородах мещан. Семеновцы стыдливо торгуют своим ношеным обмундированием.
- Что за черт! – вскричал Император, - зело странна картина. Где Алексашка, дьявол!
- Я тутося мин херц! – пролепетал, выросший, словно как из-под земли, Меньшиков.
- Так ты блюдешь дела Государевы в мое отсутствие! – рявкнул царь и вновь двинул свой монарший кулак к княжескому носу .
- Мин херц! Невиновен, ей-богу, невиновен! – взмолился Светлейший. Это бояре новозадумками занялись. Ими же и совершенно это светопреставление, а меня …того, вначале в каталажку усадили за то, что пытался воспротивиться этим сатанинским, как их там, «ре-ре-формам». Даже обозвали меня «кон-сер-вом», тьфу-ты, «консерва-то-ром». Пытался я их призвать к порядку, выгнали яко, «пу-пу-пучиста».
- А пошто войско голодно? Што это у них за ружжа? Дрянь какая-то. Што с флотом сотворили? Пошто фабрики стоят? Хто Питербурх закордонными картинками на языках иноземных испоганил? Смотреть зазорно!», – в бешенстве пытал царь.
- Помилуй, Ваше Величество, так казну же твою, пока ты отсутствовал, почти всю растащили твои же сенаторы. С этого, глаголют, все измены, (что за черт!), все изменения в мире сотворяются. На войско денег отпускают нонеча мизер. Чуть на прокорм и хватает, пока идет эта, как ее, при-хва-ти-за-ция. Деньги нашим армейским заново посчитали, да тут же и укоротили их на 46% сходу, спугавши инфек…, тьфу, ты ин-фля-ци-и. Ну, назвали бы эти 46% "налогом на прибыль"! Так нет, прозвали этакую наглую обдираловку лукаво: "коэффи-ци-ен-том". Глаголят., что будут платить пенсии военным 100% через 23 года. А кто из стариков доживет до полной пенсии, их, видите ли, не волнует!
Твои заводишки ужо не государевыми стали! Их новые владельцы скупили и порушили, т. к. на новы ружжа денег совсем перестали отпускать., а старые со строю выходют. Нам, мол, глаголют, «никто не угрожает, враги нонеча стали друзьями!". Немчины на кордоне пушки же наставляют, кричат: «Рус-зольдат – карашо, пиф-паф не надо. Домой надо, мамка тебя ждет!». А тут еще и туляки отписывают: раз теперича, мол, свободный рынок, кто нам платит, тому ружжа и шлем. Нам – без разницы – кому, лишь бы платили! Вот и турчины сделали заказ, хотят скупить наши пушки. Полячишки к нашим пистолям прицениваются. А куда стрелять из наших же стволов будут, нетрудно догадаться.
За строящиеся корабли купчишки тоже денег требуют и, притом не в рублях (они-то совсем медными стали), а в фунтах штерлинговых. При этом требуют деньги на бочку, иначе, грят, не видать Вашему Величеству новых кораблей, как своих, пардон, ушей. «Все англицким купцам продадим за фунты, коли у Государя денег нет!». А где нам эти фунты взять, если все, дворянчики да купчишки Твоего Величества совсем умом тронулись: фунты туда же гонют, откуда они же пришли. В их же банках наши деньги хоронют! Зарубежны банки деньги прокручивают, проценты гонют, а в нашей казне достаются одни дыры! За наши древесину, пушнину, пеньку, цветные каменья, золота и серебра, что их купчишки жадно у нас загребают, назад нам шлют пудру, панталоны, кафтаны, ленты всякие и другую дрянь!
Да что там говорить: лучших коней драгунских уже почти нет: их крымский хан оптом скупил. Правда, заплатил хорошо, так как недавно набег на нас сделал, нас пограбил, а нонеча нашим же золотишком за наших коней заплатил. Куда ни кинь, всюду клин!
Отписал я об этих всех безобразиях обер-прокурору Ягужинскому. Тот поначалу разъярился. Ворам, было, даже дыбой пригрозил, но вскоре с чего-то и утих. Дел, грит, у него других стало невпроворот, дабы подобными мелочами сейчас заниматься. Вот, дворец себе начал строить новый. Дюже богатым в одночасье с чего-то вдруг стал…
Народишко-то без Твояго Величества надзора, подался кто куда, совсем от рук отбился. Кто в разбойники, по-новому в «ки-ли-ры». Остальные почти все коробейниками заделались. Мужичье, от безысходности, пьет напропалую. Благо, хмельное почему-то подешевело. Бабы рожать отказываются. Зачет, грят, нищету плодить! Деревни пустеют... Лучшие дворяне жидовством занялись, деньги на валюту меняют по-крупному, когда ихними же руками она начинает мельчать. Затем искусственной курс валюты вздувают и еще оправдываются. Балакают: "Это хорошо для наших товаров, быстрее их будут раскупать за помелевшие рубли!" Грят: "Это наш биз-нес!», «Банковское дело!», «Тайна вкладов и никакого мошенничества!». Чудеса Господни: все рушиться, а они деньги тасуют и богатеют на глазах.
Промышленники иноземные, правда, ужо довольны всем этим. Магазины с их товару уже ломятся, а народ плачет. Нет у него денег их товары, по их же заморским ценам покупать.Одни только мошенники в твоем царстве и жируют!
У себя, нехристи, хвалу дурости нашей воздают. Плодят у себя новые мастерские и заводы, руки потирают! А наша таможня научились хорошо глазами хлопать: на хорошую мзду глаза чуть приоткроют, на контрабанду – закроют. Бояре, опасаясь Твояго Императорского Величества гнева, ужо замки в заморских краях для себя и своих домочадцев скупают. детину свою там обучають! Кое-кто ужо уехал с деньгами из твоей же казны, да тебя же там «дик-та-то-ром» и «дес-по-том» облаивают…"
Петр схватился за сердце, лицо его исказила судорога. Он раскрыл наполненные отчаяньем глаза.
В опочивальне все было тихо и мирно. Где-то гремит гроза. Выпив квасу из большого деревянного ковша, царь выглянул в окошко.
Занималась заря. На верфях дружно стучали топорами. Бил барабан, маршировали солдаты, повсюду сновали дюжие матросы, неслись бойкие русские песни. На кораблях гордо развевались Андреевские флаги.
- «Надо же, приснится же этакой дьявольщине!», – сплюнул в сердцах Петр Алексеевич и перекрестившмсь на образ Божьей Матери, он вышел на крыльцо. Толпящиеся с раннего утра иноземные послы и посланники низко склонили свои головы перед Великим Государем Великой России.
А. САМАРИН (Орфография и пунктуация авторские)
